Старый друг лучше новых двух - Страница 9

К оглавлению

Купец (подавая рюмки). Пожалуйте-с! Честь имею поздравить! (Пьет сам.)

Прохор Гаврилыч. С чем ?

Купец. Как с чем! Да нынче что?

Прохор Гаврилыч. А что?

Купец. Первая пятница на этой педеле. Ну, вот и честь имеем поздравить.

Прохор Гаврилыч. Ах ты голова! Маменька, каков молодец!

Анфиса Карповна. Поезжай ты поскорее!

Прохор Гаврилыч. Маменька, я понимаю. Вот сейчас и поедем.

Купец. Прикажете?

Прохор Гаврилыч. Наливай!

Анфиса Карповна. Этому конца не будет!

Прохор Гаврилыч и купец пьют.

Прохор Гаврилыч (встает и подходит к матери; в это время купец еще наливает по рюмке). Маменька, я вижу, что вы обо мне заботитесь, и чувствую это. Пожалуйте ручку! (Целует руку.) Я грязную жизнь веду, – я это понимаю; какой же матери это приятно! Ну, я и оставлю. Женюсь и оставлю. Вам не угодно, чтобы я такую жизнь вел, ну, я и оставлю. (Опять целует руку.) Я для вас все, что вам угодно.

Анфиса Карповна. Дай-то бог!

Прохор Гаврилыч (подходит к столу и пьет). Я уж сказал, маменька! У меня сказано – сделано.

Купец. А я тебя, барин, вчера долго ждал. Я с вашим сынком теперь, сударыня, все равно что неизменное копье: куда он, туда и я. Вот уж другую неделю с ним путаемся, расстаться не могу, все и ездим вместе. Коли он по делу куда зайдет, я на дрожках подожду либо в трактире посижу. А глядишь, к вечеру-то кулечек захватим, да и за город махнем, на травке полежать. Под кустиком-то оно приятно.

Прохор Гаврилыч. Мы и нынче с тобой вместе поедем.

Анфиса Карповна. Ты с отцом поедешь.

Прохор Гаврилыч. Ну, что ж! Он за нами поедет. Ты подожди в трактире! Я оттуда скоро. Что там долго-то делать? Посидим, поговорим, да и кончено дело. Там ведь сухо; кроме чаю, ничем не попотчуют. Да и разговаривать-то с ними, из пустого-то в порожнее пересыпать, тоже скука возьмет.

Купец. Канитель… (Наливает себе и Прохору Гав рилычу.)

Прохор Гаврилыч (пьет). Уж именно, брат, канитель.

Анфиса Карповна (умоляющим голосом). Проша!

Прохор Гаврилыч. Маменька, я чувствую. Что у меня – каменное, что ли, сердце-то! Я ведь понимаю, что вам эта жизнь не нравится, и мне она не нравится. Вы находите, что грязно, – и я вижу, что грязно. Вижу, вижу, маменька. Вам не нравится, ну я и оставлю: я для вас это удовольствие сделаю.

Анфиса Карповна. Что же не оставляешь?

Прохор Гаврилыч. Маменька, оставлю. Уж будьте покойны, оставлю, и в рот не буду брать.

Купец (наливая). Зачем совсем оставлять!

Прохор Гаврилыч (берет и пьет). Нет, я, брат, совсем оставлю. Только, маменька, нельзя же вдруг.

Купец. Даже вред может быть от этого.

Анфиса Карповна. Как же ты к невесте-то поедешь?

Прохор Гаврилыч. Маменька, я себя знаю. Надобно так к невесте ехать, не то чтобы пьян, это уж скверно; а чтобы фантазия в голове была. Что я без фантазии буду с ними, маменька, разговаривать? Об чем? Кабы я знал что-нибудь или читал книги какие, тогда бы другое дело. Значит, мне фантазия и нужна.

Купец. С фантазией лучше.

Прохор Гаврилыч. Я без фантазии с женщинами никогда и не разговариваю; мне как-то робко подойти. А как есть маленькая фантазия, так откуда смелость возьмется!

Входит Орест, ставит бутылку на стол, а пустую уносит.

Анфиса Карповна. Сходи наверх, скажи барину, что пора ехать.

Орест. Они не могут.

Анфиса Карповна. Отчего?

Орест. Я из передней-то отлучился ненадолго, а они унесли бутылку да, должно быть, ее и кончили.

Анфиса Карповна. Тиранит он меня! Хоть вы-то поезжайте.

Прохор Гаврилыч. Мы, маменька, сейчас. Ну-ка, на дорожку. Орест, вели лошадь подавать!

Орест уходит.

Купец. И по закону следует. (Наливает.)

Прохор Гаврилыч. А где такой закон? Где он написан? (Пьет.)

Купец. Да хоть он и не написан, а всякий его исполняет.

Прохор Гаврилыч. Ну, какие же у тебя планы? Куда мы с тобой нынче вечером?

Купец. А какие планы? Планы у меня вот какие: перво-наперво в Марьину рощу съездить засветло; а оттуда по дороге в Ельдораду.

Прохор Гаврилыч. Ну, хорошо. Я недолго пробуду, часу до девятого, не больше.

Анфиса Карповна. Да поезжайте! Лошадь дожидается.

Прохор Гаврилыч. Сейчас, маменька. Надобно же столковаться-то; а то там рассуждай после, куда ехать, а время-то идет.

Купец. Это настоящее дело-с.

Прохор Гаврилыч (встает). Ну, поедем! Прощайте, маменька! (Целует руку.) Видите, маменька, я еду. Я для вас все… Что прикажете, то я и сделаю. Вот теперь я себя чувствую, что я могу разговаривать. Я теперь об чем хотите… А без фантазии просто смерть, рот боишься разинуть. (Нагибается к матери.) А вы, маменька, не беспокойтесь насчет того; там все кончено. Ну, то есть насчет Оленьки… Вам Пульхерия Андревна насплетничала, вы огорчились этим; я сейчас же понял, что вам это неприятно, ну и кончил все. Я из вашего лица заметил, что вам неприятно, ну я и кончил.

Анфиса Карповна. Ну и хорошо.

Прохор Гаврилыч. Кончил, кончил. Прощайте! (Целует руку.)

Купец. И посошок на дорогу. (Наливает.)

Анфиса Карповна. Какой еще посошок?

Купец. Уж без этого нельзя-с.

Пьют.

Прохор Гаврилыч (взяв шляпу). Маменька, прощайте!

Купец. Прощения просим, сударыня! Вы нас извините; потому, как, собственно, мы из расположения, а не с тем, чтобы что-нибудь дурное. (Кланяется.)

Прохор Гаврилыч (уходя). А вы, маменька, насчет того не беспокойтесь. Я вам сказал – так оно и есть. Кончил я все, кончил.